Театральная терапия смыслами
Классики русской мысли о системе исполнения наказаний и народном гневе …
«Высшая и самая резкая характеристическая черта нашего народа – это чувство справедливости и жажда ее. Петушиной же замашки быть впереди во всех местах и во что бы то ни стало, стоит ли, нет ли того человек, — этого в народе нет. Стоит только снять наружную, наносную кору и посмотреть на самое зерно повнимательнее, поближе, без предрассудков – и иной увидит в народе такие вещи, о которых и не предугадывал. Немногому могут научить народ мудрецы наши. Даже утвердительно скажу, – напротив: сами они еще должны у него поучиться».
/Ф.М. Достоевский «Записки из Мертвого дома», часть первая, глава XI (1860-1861 гг.), из вступления к заявлению заключенного Николая Каклюгина о многократных нарушениях своих конституционных прав Уполномоченному по правам человека в Российской Федерации Т.Н. Москальковой 8 января 2020 года/
«За этими воротами был светлый, вольный мир, жили люди, как и все. Но по сю сторону ограды о том мире представляли себе как о какой-то несбыточной сказке. Тут был свой особый мир, ни на что более не похожий, тут были свои особые законы, свои костюмы, свои нравы и обычаи, и заживо Мертвый дом, жизнь – как нигде, и люди особенные».
/Ф.М. Достоевский «Записки из Мертвого дома», часть первая, глава I (1860-1861 гг.)/
«Записки из Мертвого дома». Ранний Достоевский. Тот, что по выходу из заключения приступил к выписыванию своих совсем еще свежих воспоминаний, близких и понятных каждому, испытавшему на себе все «радости» пребывания в местах лишения свободы. Впечатления от жизни в Омском остроге Федор Михайлович выразил именно в этом произведении русской литературы, ставшим одним из первых, рассказывающих о каторге и жизни заключенных, их быте и нравах. Для современников Достоевского «Записки из Мертвого дома» явились настоящим откровением того времени. Иван Тургенев сравнивал произведение с «Адом» Данте, Александр Герцен – с фреской «Страшный суд» Микеланджело. О жанре «Записок» литературоведы спорят до сих пор: с одной стороны, произведение строится на воспоминаниях автора и могло бы считаться мемуарами, с другой – Достоевский ввел в повесть вымышленного героя и не всегда придерживался фактической и хронологической точности. Но как же здорово, точно и метко описано практически ВСЕ, внутри тюремных решеток и стен происходящее, расписаны до мелочей характерологические особенности разных типов арестантов и надзирающего за ними персонала! Когда узнал, что в Краснодаре поставили спектакль на это произведение великого классика нравственной прозы XIX века, не преминул воспользоваться приглашением и оценил смысловое наполнение и качество самой постановки. Расскажу и вам по порядку. Опыт, прожитый каждым в отдельности, переданный и полученный своевременно, учтенный хотя бы в какой-то части кем-то другим – во благо. Пусть так и будет. Сказано в Новом Завете, в наставлении от святого апостола Павла в его Первом послании к Тимофею: «Согрешающих обличай перед всеми, чтобы и прочие страх имели». Слышащий – услышит. Видящий – увидит. Ищущий – обретет.
Давненько не посещал эти, до недавнего времени казавшиеся мне неким пережитком советского, «нафталинового» творчества, театральные подмостки академического драматического театра в Краснодаре. Выдался чудесный повод посетить их и убедиться, что и времена меняются, и люди, и подходы к подаче того или иного изначально непростого материала. Выпросил от друзей из актерской труппы пригласительный на две персоны и погрузился в мир раннего Достоевского вместе с очень давно не бывавшим в театре человеком, не чуждым восприятию больше смысловой, нежели развлекательной формы подачи авторской мысли. Солнечную весну встретили почти первыми в России. Идем теперь чуть в глубину, настраиваясь на более серьезный лад.
Эту книгу в полном объеме, более чем внимательно довелось мне освоить в стенах следственного изолятора (СИЗО) моего родного Новочеркасска, хотя и представить себе не мог даже за неделю-месяц до всех событий с мгновенным перемещением в места лишения свободы при помощи ростовских «оборотней в погонах», что окажусь в камере-одиночке по подозрению на умысел на сбыт «неустановленному лицу в неопределенное время в неустановленном месте» неких наркотических средств и психотропных веществ в крупном размере. И что, более того, проиграв явно неправосудные заседания, со сфабрикованным обвинительным приговором попаду в исправительную колонию (ИК) общего режима в знойные приазовские степи, где буду пытаться выйти разными предусмотренными законом способами в ожидании возможного кассационного пересмотра вынесенных ранее неправосудных решений по делу.
И вот в руках пригласительный билет на две персоны. Шествуя на спектакль по тем самым, так взбудоражившим меня тогда, в СИЗО «Запискам из Мертвого дома», отматываю в памяти назад. До начала спектакля на сцене вывешена оригинальная инсталляция, которая сразу пробуждает воспоминания о своих недавних еще «местах не столь отдаленных»…
Я еще в камере-одиночке следственного изолятора. Довольно быстро наладил сначала письменный, а затем и личный контакт с тамошним местным библиотекарем. Им оказался с виду еще крепкий добродушный отставной сотрудник с уютными очочками на шнурочке. Выходил к нему всегда с культурно составленными письменными обращениями-запросами о предоставлении тех или иных «классиков отечественной и зарубежной прозы». Понимал, что залез достаточно глубоко в ранее особо не замеченные в поддержке русофобствующего неопротестантизма государственные службы: как правоохранительные, силовые, так и законотворческие. На судебных заседаниях не стал называть прямо, но вскользь упомянул кое-кого и из внешнеполитического ведомства.
В этот самый момент приходит ко мне именно эта книга вместе с еще несколькими из «золотого фонда» нашей литературы в целом и данного пенитенциарного учреждения в частности. Читаю первые строки из первой главы (они во вступлении к очерку и ниже). Все тождественно моему восприятию. Так может писать только лично (!!!) прошедший непростой путь вымышленного своего не им преступления, либо не укладывающего в его систему ценностей как такового:
«Кто может сказать, что выследил глубину этих погибших сердец и прочел в них сокровенное от всего света? Но ведь можно же было, во столько лет, хоть что-нибудь заметить, поймать, уловить в этих сердцах хоть какую-нибудь черту, которая бы свидетельствовала о внутренней тоске, о страдании. Но этого не было, положительно не было.
Да, преступление, кажется, не может быть осмыслено с данных, готовых точек зрения, и философия его несколько потруднее, чем полагают. Конечно, остроги и система насильных работ не исправляют преступника; они только его наказывают и обеспечивают общество от дальнейших покушений злодея на его спокойствие. В преступнике же острог и самая усиленная каторжная работа развивают только ненависть, жажду запрещенных наслаждений и странное легкомыслие.
Но я твердо уверен, что знаменитая келейная система достигает только ложной, обманчивой, наружной цели. Она высасывает жизненный сок из человека, энервирует его душу, ослабляет ее, пугает ее и потом нравственно иссохшую мумию, полусумасшедшую представляет как образец исправления и раскаяния. Конечно, преступник, восставший на общество, ненавидит его и почти всегда считает себя правым, а его виноватым. К тому же он уже потерпел от него наказание, а через это почти считает себя очищенным, сквитавшимся».
/Ф.М. Достоевский «Записки из мертвого дома», ч. 1, гл. I/
Уже на этом, вступительном слове стало понятно, что держу в руках ответы на многие вопросы человека, попавшего в первый раз в самую гущу событий мира людей, оказавшихся на весьма длительный срок в местах лишения свободы. Значит, ответы и на мои вопросы! Многое вычитанное в данных Федором Михайловичем оценочных, глубоко психологически выверенных суждениях о разных типах арестантского люда, органично сплелось с уже увиденным на этапах-переездах до суда и обратно в свою тюремную келью. Эти слова о «ложной, обманчивой наружной цели» той самой нашей «знаменитой келейной системы» ставил в продолжении публикации моего выступления в прениях на судебном заседании становящейся все более далекой осени 2019 года в Пролетарском районном суде города Ростова-на-Дону с пояснениями по сути всего того сфабрикованного дела. Подробнее само выступление в статье «Нечистые духом и сердцем».
Тюрьма в преступнике, о чем свидетельствует и мой личный опыт внимательного наблюдения за живущими в местах лишения свободы, развивает не смирение и терпение, а, снова обратимся к той же классике, «Запискам из мертвого дома» Достоевского: «Только ненависть, жажду запрещенных наслаждений и странное легкомыслие». Помножим то психологическое и духовно-нравственное состояние русского народа и иных, населяющих Российскую империю, народностей – куда более благоприятное и стабильное, не расшатанное почти тотальными пьянством, алкоголизмом, наркоманией и токсикоманией (препараты типа «Лирика», «Тропикамид» и т.д.) в провинциальной молодежной среде из групп риска, коих там подавляющее большинство сейчас – и мы получим критическую массу. Которая регулярно освобождается из мест лишения свободы с учетом того, что никакой, предупреждающей их повторные правонарушения, с данным контингентом работы в местах их заключения не проводится. Все формально, на бумаге. Этот контингент лишь озлоблен до предела, поскольку многие из них сейчас посажены по абсолютно «липовым» статьям, типа ст. 228 ч. 1, 2, ст. 161, ч. 1, через ст. 30, покушение на преступление, а не само преступление. Это лишь пример этих статей Уголовного кодекса Российской Федерации, их гораздо больше.
Страну готовят к массовым протестным акциям в первую очередь сами же представители силового блока, фабрикуя раз за разом уголовные дела в отношении избранных ими по тем или иным причинам лиц. Судебная система от своих «соратников» не отстает. Те беспорядки, что мы видели в Москве летом 2019 года – лишь разминка, лишь жалкое подобие протестной активности населения. То были купленные, «липовые» митинги. Хотя при этом, безусловно, зрелищные.
Их идеологический лидер Алексей Навальный пополнил арестантские ряды, несистемная оппозиция сдулась еще пару лет назад. Но зреет, зреет русский бунт, по Пушкину «безсмысленный и безпощадный». Буревестник звучит все громче. Из искры, если все так и останется, возгорится пламя там, откуда его совсем не ждут.
«Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает. Вот он носится, как демон, – гордый, черный демон бури, – и смеется, и рыдает… Он над тучами смеется, он от радости рыдает! В гневе грома, – чуткий демон, – он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, – нет, не скроют! Ветер воет… Гром грохочет…» Почему в наши бурные дни вспоминается именно «Песня о буревестнике» русского, впоследствии и советского классика социальной драмы и раннереволюционной прозы Максима Горького (А.М. Пешкова), нетрудно догадаться.
Более ранние пояснения приводил здесь. Кстати, библиотека СИЗО-3 в Новочеркасске на удивление полна в первую очередь творчеством революционного Горького. Неплохой фитиль для взбудораженного сознания арестанта…
Активно муссируемая тема так называемого «ковидобесия», последствий вакцинации, навязываемой бурными темпами повестки «цифровизации общества», а также неумелого стратегического планирования наступательной операции первых месяцев проведения СВО на Украине, вместе с продолжающимися по сей день проблемами в тыловом обеспечении профильными структурами Минобороны РФ линии фронта, неизбежно усиливают «градус накала» в обществе. Это настолько очевидно, что остается лишь молиться и помогать самим всем чем можем фронту во избежание взрыва народных масс. О чем и есть приведенная мной в том же вступлении к той же публикации «Нечистые духом и сердцем» вторая цитата из стихотворения уже нашего современника, Николая Александровича Зиновьева: «Не дай такого, Боже мой, чтоб наша Русь, ругаясь матом, пошла по миру не с сумой, а с самым лучшим автоматом». Это как раз об этом. Не приведи Господи!
Так я писал, оформляя вступление к публикации моей обличительной речи в одном из ростовских районных судов. Время прошло, чуть дополняю. «Записки из Мертвого дома» начаты и по возвращении с очередного судебного заседания снова погружаюсь в ход мысли автора. Вопрос справедливости вынесенного судом приговора, безусловно, родился не в постсоветской России. Он существовал тогда, существует и сейчас. И все это прописано у Достоевского, отбывшего на каторге 4 года. Мне в заточении в сумме довелось провести чуть поменьше, 29 месяцев, почти 3 года. Все в этих «Записках…» понятно и знакомо. Стоит отметить, что писатель на начальном этапе своего творчества пробовал себя в разных жанрах и формах, писал юмористические рассказы и очерки, повести и романы. Общение в литературных кругах и публикация собственных произведений заметно расширили круг знакомств Федора Достоевского. В 1846 году Достоевский увлекся идеями социализма. Он посещал кружок Петрашевского, здесь обсуждали свободу книгопечатания, реформу судов, освобождение крестьян. На собрании кружка Федор Достоевский прочитал публике запрещенное письмо Белинского к Гоголю. В конце апреля 1849 года писателя арестовали, 8 месяцев он провел в Петропавловской крепости. Суд признал его «одним из важнейших преступников за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского» и приговорил к расстрелу. Однако незадолго до казни петрашевцам смягчили приговор. Достоевского отправляют на 4-хлетнюю каторгу в Омск.
После отбывания наказания в Омском остроге направлен на службу рядовым в Семипалатинск. Писателя амнистировали в 1856 году, когда произошло восхождение на трон российского монарха Александра II. Тогда Достоевский и начал писать, остро вдыхая воздух свободы и начав активно оживлять еще свежие воспоминания. «Записки из спецблока» – так названа мной по аналогии с «Записками из Мертвого дома» серия опубликованных еще в годы заточения наблюдений из места в СИЗО, куда отправляют под более жесткий контроль и в более жесткие условия содержания сотрудники Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН) наиболее «неудобных» арестантов. Писал, желая оставить для тех, кто никогда не окажется в этих «местах забвения», как это сделал наш великий классик 150 с лишним лет назад. Если бы нашу страну вновь накрыл при поддержке соответствующих профильных государственных и церковных структур дух Православия, скрепил бы наши народы единым монолитом, такого уголовного дела как «дело Каклюгина» не было бы и вовсе. А если бы оно и случилось, невиновный его фигурант при поддержке подавляющего большинства российского общества вышел бы через несколько дней на законную свободу. Но он не друг либерастов и элит нетрадиционной социальной ориентации как Иван Голунов.
Приведенные выше цитаты из великолепно описывающего всю суть арестантского мира, основные типажи, характерологические особенности подгрупп тех или иных осужденных во времена великого классика мысли и пера Федора Михайловича Достоевского, а также тех, кто привел их на скамью подсудимых и присматривающих за ними в местах заключения, его современников – эти выдержки, как и все произведение в целом, невероятно актуальны и по сей день в описании целей и задач, которые явно поставило перед собой сегодня современное российское Министерство внутренних дел совместно с органами прокуратуры и судами Российской Федерации, а также отчасти ФСИН России, прямо по Достоевскому: «Высасывать жизненный сок из человека (читай – гражданина Российской Федерации), энервировать его душу, ослаблять её, пугать её, а потом нравственно иссохшую мумию, полусумасшедшего представлять как образец исправления и раскаяния». В то время было так и чем все закончилось – кровавым переворотом, названным красиво путчистами, отработавшими, как известно на деньги немецкого и американского капитала – Великой Октябрьской социалистической революцией. Абсолютно очевидно, что этими своими скоординированными действиями сегодня нашу Россию ведут семимильными шагами снова к этому страшному моменту.
Выступаю на заседаниях, слушаю правду из уст моих свидетелей защиты и наблюдаю как лихо льется заготовленная заранее грязь в показаниях лжесвидетелей, свидетелей обвинения, и возвращаюсь раз за разом в свою одиночку. Здесь меня ждет ласковая, искомая в пустых судах истинная правда русских классиков. Замираю, выключаю внешнее, выхожу в личный контакт с авторами нашего «Золотого фонда». Открываю «Записки из Мертвого дома» и читаю, схватывая на лету. Жадно глотаю правду еще тех, давно ушедших в мир иной, как оказывается, временами очень даже несправедливо изломанных на арестантской тематике судеб. И вкладываю понятый смысл в публикации одной из частей на самом деле практически всем понятного процесса. Но тем не менее разъясняю. И вот я уже у последних строк попавших ко мне через тюремного библиотекаря «Записок…», некоем их эпилоге: «На днях издатель “Записок из Мертвого дома” получил уведомление из Сибири, что преступник был действительно прав и десять лет страдал в каторжной работе напрасно: что невинность его обнаружена по суду, официально. Что настоящие преступники нашлись и сознались, и что несчастный уже освобожден из острога. Издатель никак не может сомневаться в достоверности этого известия… Прибавлять больше нечего. Нечего говорить и распространять о всей глубине трагического в этом факте, о загубленной еще смолоду жизни под таким ужасным обвинением. Факт слишком понятен, слишком поразителен сам по себе. Мы думаем тоже, что если такой факт оказался возможным, то уже самая эта возможность прибавляет еще новую и чрезвычайно яркую черту к характеристике и полноте картины Мертвого дома» (Ф.М. Достоевский «Записки из Мертвого дома», часть 2, гл. VII).
ВСЕ ИМЕННО ТАК! Вспоминаю тут же глухую к эмоциям с обеих сторон статистику, озвученную на расширенном заседании Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека в декабре 2019-го вице-президентом Адвокатской палаты Москвы, заслуженным юристом РФ Генри Резником: «Давайте произведем некоторые расчёты. 90 тысяч подсудимых вину свою не признают, есть спор о виновности. Если брать процент оправдательных приговоров к этой части, а брать нужно именно такую цифру – 0,5 процента, в суде присяжных – в среднем 15 процентов. Давайте распространим этот стандарт доказанности, который основан на презумпции невиновности, на эту категорию дел. 90 000 человек – получается, что каждый год 12 000 наших сограждан осуждается без достоверных доказательств их вины, а где-то так треть идет уже в места лишения свободы». Полная версия стенограммы того заседания здесь. 0,5 % оправдательных приговоров – такого нет, пожалуй, даже в африканских государствах с откровенно тоталитарным, деспотичным режимом управления властью! В первой половине января 2020 года на наиболее отражающем реальное положение дел в стране, которое очень и очень далеко от благополучного, и с точки зрения социального контекста никакой положительной динамики для среднестатистического гражданина России нет, государственном телеканале «Общественное телевидение России» в процессе дискуссии в рамках прямого эфира эксперты-юристы отметили, что в государствах Западной Европы и США, Северной Америки в целом проект оправдательных приговоров, если считать суды присяжных, составляет от 20% до 60% от их общего числа. Снова вспомним наши российские 0,5% и ничего кроме глубочайшего недоумения и грусти, если честно, лично у меня переходящей в смертельный грех – уныние, прости меня, Господи, не вызывает. И так годами, десятилетиями НИЧЕГО НЕ МЕНЯЕТСЯ, кто бы что с каких трибун не говорил. Чья это воля? Политическая? Почему так происходит с постсоветских времен начала 1990-х? Ведь Советский Союз, его правовая система, уголовно-судебная, следственная выдавала абсолютно иные цифры! Это однозначно так.
В психологической науке описан такой механизм защиты личности как «вытеснение». Реализуется этот механизм нашей психикой вследствие того, что та или иная информация может быть несовместима с идентичностью нашего эго и воспоминание о чем-то до настоящего времени для нас тяжелом, печальном, трагичном, может причинять нам боль. Травмирующие события или факторы будто бы стираются из памяти. Главная задача вытеснения – помочь человеку вернуть внутреннюю гармонию и равновесие. Происходит это на фоне распространенной повсеместно общечеловеческой иллюзии о том, что если вы что-то забыли, то этого как будто бы и нет. Есть, и очень-очень волнует!!! Все снова пробудилось после просмотра режиссерской версии достоевских «Записок из Мертвого дома».
Вернусь в начало повествования. На руках у меня пригласительный билет на постановку этих самых пробудивших все мое нутро «Записок…» Федора Михайловича, и я двигаюсь на встречу с Искусством! Выбор с кем пойти оказался неслучаен. Мой спутник был там же, где и я, в той же ИК, откуда вышел досрочно таким чудесным образом в августе 2021-го. Как оно там было внутри, в этом храме искусства с достаточно длинной творческой историей, до, во время и чуть после предложенного нашему вниманию спектакля – все это в иллюстрациях к первично написанному мной после посещения спектакля посту на личной странице в ВК. Фото, отснятые по ходу пьесы, четко разделенной на описываемые автором наблюдения персонажей в омском остроге, вы можете увидеть там. Каждый герой повествования высвечен и разобран отдельно.
Видеозапись вставшего на аплодисменты зала оставлю и здесь. Хотелось чуть больше смыслов в режиссерской версии спектакля, но акцент больше на частных описаниях, чем на вступлении и эпилоге в самих «Записках…» о самой этой «келейной» системе наказаний. Время определяет смыслы или смыслы – время? Вопрос серьезный и каждый отвечает на него индивидуально. Театральная терапия смыслов точно пошла нам на пользу. Вышли с молчаливо повисшей паузой. Несколько минут рефлексии, выезд на небольшое чаепитие в насыщенное смыслами иного уровня заведение с преобладанием философии чайной церемонии, но с теми же зависшими вопросами и мыслями о том, о чем решил поделиться здесь с вами.
Да, теперь вроде как условно свобода, пусть и, как все в этом бренном мире, относительная, я смотрю на первый, титульный кадр до начала спектакля, и понимаю – ВСЕ УЖЕ БЫЛО В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. Все проходит, пройдет и это. И «ничто не пройдет». Так примерно написано на знаменитом кольце царя Соломона. Пусть наши опыт и опыт классиков не останутся без внимания! Желательно, крайне желательно, чтобы и на правительственном уровне. Не услышат – значит, таков их выбор. Повторюсь, напомнив евангельское: «Ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют.» (Матф. 13: 12-13).
Николай Владимирович Каклюгин, врач-психотерапевт, кандидат медицинских наук, председатель регионального отделения Общероссийской общественной организации «Матери против наркотиков» в Краснодарском крае, руководитель проекта «Попечение»
В ВК-группе «Попечение»
В соцсети «Одноклассники»
Тэги: госпереворот, достоевский, запискиизмертвогодома, минобороны, навальный, сво, фсин