Волонтерская правда: взгляд изнутри

Прогрессирующий когнитивный диссонанс четвертого года войны: вступление …

Друзья! Перед вами аналитическая записка по самым сложным, практически совсем нигде не публикуемым темам, а чаще обсуждаемым волонтёрами поддержки СВО сугубо между собой. Эти темы очень остры и болезненны, и с ними так или иначе сталкиваются всё чаще и чаще волонтеры поддержки участников специальной военной операции на Украине и боевых действий на прифронтовых, приграничных территориях. Хотя на самом деле идет война. И почему она не объявлена таковой соседнему террористическому государству, ее осатаневшим правителям, упорно уничтожающим нас денно и нощно уже и в глубоком тылу – еще один серьезный и жизненный вопрос, который слетает с уст у каждого второго-первого волонтера из тех, кто помогает фронту который год подряд. Кто помогает нашим воинам, не щадя себя и своего здоровья, не по «удаленке», а с выездами непосредственно в места расположения бойцов или поблизости от них, почти на линию боевого соприкосновения с врагом.

Работа таких людей, преданных делу помощи ближнему, тому, кому труднее, чем тебе, давно вышла за рамки сбора «теплых носков, трусов, постельного белья и мыльно-рыльных принадлежностей».  Она полноценно превратилась в комплексную логистическую, психологическую, юридическую, а порой даже и дипломатическую службу.

К такого рода волонтерам относится и автор настоящего обзора, участвующий и активно действующий на этом поприще с лета 2022-го. Только что вернулись из очередного гуманитарного выезда на Донецкое направление. О предыдущем здесь. И так из месяца в месяц, из года в год. В составе нашей волонтерский группы, изначально созданной для поддержки одного конкретного подразделения, отряда специального назначения Минобороны России, мы в дальнейшем оказывали поддержку на разных направлениях ведения боевых действий. Кооперировались с другими группами там, где не могли справиться сами – не хватало ресурсов. Так начали узнавать о потребностях других подразделений, которым помогали наши новые друзья-волонтеры. Начинали с Луганска и окрестностей по медицинской части поддержки, затем география расширялась – заезжали с гуманитарным грузом в Сватово, на Бахмутское направление в Мироновский, на Донецкое направление, в госпиталя и подразделения. Поддерживаем чем можем одну из спецшкол-интернатов Донецка. И куда бы ни доезжали, везде – общались, общались, общались. Размышляли с руководителями дружественных волонтерских групп и бойцами, военными врачами, медсестрами, медбратьями, санитарами, сотрудниками гражданских больниц на новых территориях о многом, разном, важном в свете этой давно ведущейся против Русского мiра войны. Войны, начавшейся задолго до 2014 года и уж точно – задолго до горячей зимы-весны 2022-го…

Ниже представлен обзор наиболее сложных тем, фиксируемых волонтерами поддержки СВО в динамике реального времени. Причём в динамике очень тревожной, свидетельствующей о нарастании глубоких противоречий между представителями малых волонтерских групп и крупными фондами, а также структурами Министерства обороны РФ и чиновниками самых разных уровней и компетенций. С 22 февраля 2022 года много что изменилось. И сегодня, на четвертый год войны важно и нужно снять всем нам «розовые очки» и максимально трезво, обстоятельно, объективно взглянуть на происходящее внутри волонтерского сообщества, рядом с ним и с теми, кто прямо или косвенно мешает нам приближать Победу. Одними лозунгами этого не сделать. Волонтерский когнитивный диссонанс усиливается, многоопытные координаторы уходят, демонстративно-показательные «маскарадно-выставочные» структуры начинают всё больше править бал. И этот бал всё больше напоминает «пир во время чумы». Так мы проиграем. И себя, и свою страну, и свой культурный, духовный русский код. Давайте заглянем вместе Правде в глаза.

Попробуем разложить всё «по полочкам» и понять, что же происходит со всеми нами, с нашим народом за эти годы войны. Если начинать с себя, то, наблюдая рост странных смертей, гибели один за одним воинов, кому мы помогали, привозя гуманитарную помощь, в необходимости поставки которой из года в год мы ощущаем, как это ни парадоксально звучит для рядового обывателя, прикормленного «зомбоящиком», все более возрастающую потребность, сравнивая эту нашу внутреннюю неофициальную статистику со сведениями, «сладкими» потоками льющимися из официальных рупоров «всёхорошистов», в волонтерской среде имеем рост недоверия к органам государственной власти. И оно, это самое недоверие, чаще всего не проявляется публично, прячется в себе или растворяется в «кухонных» разговорах. В итоге неизбежно нарастает когнитивный диссонанс – внутренний разрыв между реальностью и навязываемой рядовому обывателю фантазией. Как остановить это «раздвоение реальности» и возможно ли такое в принципе? Начнем с обсуждения этого момента наш разговор по душам.

При составлении аналитического обзора автор исходит из личного волонтерского и профессионального врачебно-психотерапевтического опыта, а также использует информацию, полученную от волонтерских сообществ самых разных, удаленных друг от друга регионов России, и озвученную, прописанную в интервью и публичных высказываниях координаторов независимых волонтерских проектов. Тех, на ком реально держится наш фронт, госпитали и медчасти, медроты, медбаты. Держится на самом деле всё труднее и труднее, на что есть определенные, к сожалению, не всем пока понятные причины.

Вводная часть

К 2024-2025 году волонтерское движение поддержки СВО прошло путь от стихийной помощи к становлению де-факто параллельной, высокоэффективной и гибкой логистической и социальной структуры. Наши главные сложности сместились от простого «собрать и доставить» к:

· Решению высокотехнологичных задач (поставка дронов, электроники);

· Преодолению системного сопротивления государственной бюрократии;

· Борьбе с долгосрочными последствиями войны (психология, реабилитация);

· Противостоянию внутреннему истощению помогающих фронту и госпиталям волонтеров, в первую очередь администраторов, координаторов волонтерских групп

· Противостоянию внешним угрозам, которые проявляют себя все активнее внутри определенных групп, пытающихся по тем или иным причинам снизить эффективность оказываемой волонтерскими объединениями помощи участникам СВО, членам их семей, внести разобщение в волонтерские ряды, предельно усилить их эмоциональное выгорание.

Это, безусловно, сложный и глубоко личный вопрос для каждого из нас, волонтеров, который затрагивает проблемы доверия, информированности и психологического благополучия людей, находящихся на передовой социальной реальности бытия этой войны.

Приведенное выше наблюдение является классическим проявлением когнитивного диссонанса, возникающего при столкновении двух противоречащих друг другу картин мира: личной, основанной на прямом опыте, и официальной, транслируемой через так называемые «пропагандистские» средства массовой информации.

Каковы базовые причины формирования волонтерского когнитивного диссонанса? Попытаемся заглянуть в корень проблемы.

1. Информационный разрыв между волонтерской реальностью и версией реальности, подаваемой СМИ. Официальная риторика часто строится на общих стратегических нарративах, целях и идеологических основах. Она обезличена и направлена на формирование единого общественного настроения. Опыт же волонтеров – это опыт конкретного человека, его боли, потерь и страданий. Этот уровень детализации эмоций, которые не могут и, вероятно, не должны быть частью массовой пропаганды.

2. Разный язык преподнесения информации и цель ее подачи. Государство говорит на языке «государственных интересов», а волонтеры живут на языке «человеческой помощи». Эти два языка по своей сути имеют разные приоритеты, что и создает внутренний конфликт.

3. Психологическая защита системы. Любая крупная система, включая государство, стремится к самосохранению. Полная и тотальная трансляция негативного опыта может быть воспринята как угроза стабильности системы, поэтому возникает фильтрация и «приукрашивание» информации.

Реальная же информация спустя три с половиной года с момента начала проведения специальной военной операции представлена ниже. Приведём самые болевые волонтерские точки, назревшие к четвертому году войны. Для удобства разобьем их на четыре категории.

Категория 1. Логистика и снабжение: эволюция вызовов

Проблемы, выявляемые волонтерским сообществом в 2022-2023 годах, такие как закрытие базовых потребностей подразделений, нехватка элементарных вещей у личного состава оказались в немалой степени решены системой госзаказа и крупными фондами. Но на смену им пришли более сложные вызовы:

1. «Последняя миля» и точечные запросы. Проблемой стала доставка штучного, но критически важного оборудования конкретному подразделению в конкретный окоп. Крупные поставки идут централизованно, но современная война – это множество мелких участков, где нужны специфические БПЛА, средства РЭБ, оптики. Волонтеры стали «точечной логистикой». Осложняет их работу по этому направлению высокие риски при доставке («жужжащее небо» от вражеских дронов, преимущество которых в сравнении с нами на некоторых направлениях составляет 8:1, а то и 12-15:1 – сегодня уже «притча во языцех»), необходимость личных контактов с командирами на передовой, постоянное изменение текущей боевой обстановки.

2. Технологическая гонка и «интеллектуальное» снабжение. Эта война стала войной технологий. Самой сложной и дорогостоящей проблемой стали FPV-дроны и средства противодействия им (РЭБ, «глушилки»). Волонтеры не просто собирают деньги на дроны, они, самоорганизовыаясь, без всякой поддержки государства, буквально «на коленке» начинают финансировать их разработку, тестирование, обучение операторов. Для чего требуются не просто деньги, а компетенции: инженеры, программисты, тестеры. Это уже не благотворительность, а форма аутсорсинга высокотехнологичных задач.

3. Таможенные и бюрократические барьеры для импорта. Многие комплектующие (микросхемы, двигатели, химические компоненты для тепловизоров) – иностранного производства. Никакое импортозамещение здесь невозможно. Их закупка и ввоз наталкиваются на санкции и сложные таможенные процедуры. В итоге волонтерам приходится выстраивать сложные, часто нелегальные цепочки поставок через третьи страны, что сопряжено с огромными рисками, включая вероятность уголовного преследования.

Категория 2. Взаимодействие с государственной системой

Одна из самых болезненных и обсуждаемых тем в волонтерской среде. Здесь можно выделить следующие проблемные точки.

1. Координация и дублирование функций. Проблема связана с отсутствием единой цифровой платформы, где было бы видно, какое подразделение чем обеспечено, а что в острой нехватке. Это приводит к неправильному распределению доставляемого волонтерами: где-то, к примеру, избыток медицины, постельного белья, квадрокоптеров, а где-то этого нет вообще. Поэтому волонтеры вынуждены тратить огромные ресурсы на «разведку» потребностей, в то время как государственные системы (как Минобороны, так и ФНС, Федеральная налоговая служба) часто требуют от них избыточной отчетности, видя в их деятельности скорее сложно решаемую проблему, чем помощь.

2. Правовая неопределенность и давление. Законодательство, регулирующее волонтерскую деятельность, постоянно меняется и зачастую противоречиво. Многие действия, жизненно необходимые на фронте (например, доработка гражданской техники), находятся в «серой» правовой зоне. В итоге у работающих на этом поле волонтеров постоянный стресс от возможных проверок и обвинений в «нецелевом использовании средств» или «контрабанде». Они чувствуют, что их могут в любой момент привлечь к административной или даже уголовной ответственности за их же эффективную работу.

3. Конкуренция с госзаказом. Волонтеры часто закупают оборудование быстрее и качественнее, чем это делает государственный неповоротливый бюрократический аппарат. Это создает негласную конкуренцию и, по мнению некоторых волонтеров, вызывает противодействие со стороны отдельных чиновников в региональных администрациях и подчиненных Министерству обороны РФ ведомств тылового обеспечения.

Категория 3. Медико-социальная реабилитация (долгосрочные вызовы)

1. Психологическая помощь («невидимая война»). Массовая психологическая травма, как у военнослужащих, так и у самих волонтеров. Эмоциональное выгорание, посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), депрессия, перепады настроения стали нормой. Нехватка квалифицированных военных психологов, стигматизация обращения за помощью («это проявление слабости») и огромный, накопленный за годы объем психической травмы, с которым государственная система здравоохранения не справляется и справиться вряд ли сможет без поддержки иных механизмов, организаций, структур. Этот вопрос более детально рассмотрим далее.

2. Долгосрочная реабилитация и социальная адаптация, реинтеграция в общество. Раненые бойцы после выписки из госпиталя по большей части, если их не подхватят волонтеры, остаются один на один с проблемами: протезирование, социальная адаптация, новые требования к жилью с учетом инвалидизации, поиск работы, распад семей. Волонтерские группы, официально зарегистрированные в органах юстиции фонды, равно как и «самостийные», которые, кстати говоря, сложные случаи ведут куда более эффективно, хотя и очень ресурсозатратно, нежели первые, вынуждены брать на себя функции государства по социальной адаптации инвалидов войны, что требует колоссальных долгосрочных вложений.

3. Медицинское обеспечение в различных вариациях. Обеспечение фронтовой медицины – не только аптечки, уникальный отечественный противошоковый препарат «Нефопам», но и автомобили, эвакуационные тележки, оборудование для полевых госпиталей, связь, обучение санитаров медподразделений, бойцов, самих волонтеров навыкам первой медицинской помощи в случае ранений («тактическая медицина», «такмед»). Высокая стоимость этого направления волонтерской помощи и необходимость постоянного обновления приобретаемого оборудования и транспорта, так как противник целенаправленно поражает нашу медицинскую инфраструктуру на всех уровнях эшелонированной обороны.

Категория 4: Внутренние вызовы волонтерского сообщества

Самая неафишируемая, но и самая сложная часть текущих тыловых моментов, о которых нужно говорить, раскрывать суть проблемы. Самим волонтерам справиться без внешней, объективной оценки ситуации с кризисом четвертого года войны крайне сложно. Практически невозможно.

1. Эмоциональное выгорание и ротация. Волонтеры работают на износ, многие – с февраля 2022 года без перерыва. Финансовые, моральные и физические ресурсы истощены. На феномене «сборы падают, число заявок постоянно растет» остановимся отдельно далее.

Первопричина нарастающего эмоционального выгорания волонтеров кроется в отсутствии системы ротации. Новые люди приходят, но не могут быстро перенять колоссальный опыт «стариков». Сообщество теряет самых эффективных, но уставших до предела координаторов.

2. Доверие и репутация. Появление большого количества мошенников, которые дискредитируют саму идею волонтерства (о них также отдельной строкой в следующих частях нашего обзора). Донатерам – новое модное иностранное слово, по-нашему жертвователям, становится сложно отличать честные фонды от фейковых, фальшивых. В связи с этим, помимо всего прочего волонтерского функционала, постоянно необходимо доказывать свою прозрачность, вести публичную отчетность, тратя на это силы, которые могли бы уйти в раздел «помощь фронту и госпиталям». Это вынужденно снижает эффективность, кратность оказываемой по заявкам подразделений волонтерской поддержки.

3. Информационная безопасность. Противник ведет активную кибервойну против волонтеров: хакерские атаки, выявление цепочек поставок, дезинформация в Telegram-каналах. Наращивание информационной и психологической войны против «вольных» волонтеров диктует необходимость иметь в своей команде IT-специалистов для защиты данных и коммуникаций. Что позволить они себе, в отличие от крупных фондов, не могут – на это нет свободных средств и вряд ли они найдутся даже в отдаленной перспективе.

Завершая вводную часть обзора, необходимо в обязательном порядке отметить и разобрать в деталях феномен, противоречащий официальной пропаганде в подконтрольных государству медиа-ресурсах. Он именуется так – СБОРЫ ПАДАЮТ, ЗАЯВКИ РАСТУТ.

Почему волонтерам стало всё сложнее собирать сборы, заявки всё чаще закрываются частично и то с трудом.? Падает ли доверие к волонтерским группам, или люди устали от войны и плохих новостей, либо так «успешно» работает официальная пропаганда? Эти вопросы волнуют сегодня всех, кто так или иначе связан с помощью фронту. Ответ на них не может быть однозначным. Ключевое слово здесь – «всё вместе взятое».

Давайте попробуем разобраться вместе, непредвзятым взглядом оценив происходящее.

1. Базовая причина – экономическая.

· Истощение ресурсов населения. Война продолжается четвертый год. Люди в момент ее начала и первого года жертвовали «свободными» деньгами, затем – «подушкой безопасности», а сейчас многие жертвуют уже из остро необходимого, что раньше было неприкасаемым. И много здесь пожертвовать уже невозможно, как бы не хотелось.

Инфляция, рост цен, сокращение доходов населения – всё это делает регулярные пожертвования для многих граждан непозволительной роскошью.

· Смещение приоритетов. С ростом числа мобилизованных и раненых миллионы семей столкнулись с тем, что теперь они вынуждены финансово поддерживать своего супруга, отца, сына, внука на фронте (телефонная связь, экипировка, транспорт, медицина – базовые потребности военнослужащего, участвующего в боевых действиях), а также помогать его семье. Деньги остаются внутри «ячейки общества», а не идут в общий волонтерский котел.

2. Психологическая усталость от войны.

· Эмоциональное выгорание общества. Люди психологически не могут так долго находиться в режиме постоянной мобилизации и тревоги. Срабатывает классический механизм психологической защиты – «привыкание» и сепарация, отстранение. Чтобы сохранить психическое здоровье, люди начинают меньше потреблять новостей и эмоционально дистанцироваться от происходящего, душа и разум требуют позитива и никаких плохих новостей, что прямо пропорционально снижает готовность жертвовать.

· Эффект «привычной рутины». Для части общества, не затронутой напрямую, война из шокирующего события превратилась в фон. А на фоне, как известно, жертвуют меньше. Острая фаза прошла, а длительная рутина не мотивирует так сильно.

3. Социальные и информационные причины.

· Целенаправленная дискредитация. Это не столько «пропаганда» в широком смысле слова, сколько точечные информационные атаки, умышленно подрывающие доверие к волонтерскому сообществу.

  а) Со стороны противника. Украинские и западные СМИ и блогеры целенаправленно раскручивают истории о коррупции в России, в том числе в волонтерской среде, чтобы подорвать доверие и расколоть общество.

 б) Со стороны внутренних «конкурентов». Как известно и вполне понятно почему (на этом остановимся подробнее далее, в следующих частях обзора), волонтеры мешают бюрократии и коррупционным схемам. Поэтому в медиа-поле периодически появляются заказные материалы, компрометирующие конкретные, самые эффективные фонды или личностей. Цель – посеять сомнения: «А дойдут ли мои деньги? Не обманут ли меня?». Вспомним недавний сентябрьский скандал с известной в военблогерской и волонтерской среде фигурой, Романом Алехиным.

· Падение доверия. Эта информационная война приносит свои плоды. На фоне громких скандалов (даже если они не имеют отношения к 99% волонтеров) у рядового жертвователя возникает когнитивный диссонанс и недоверие. Людям становится сложнее отличать честные и порядочные волонтерские группы, фонды от мошенников.

· Официальный нарратив о «стабильности», так называемая «партия всехорошистов» в официальных проправительственных СМИ. Из этой среды транслируют сообщения о том, что армия обеспечена всем необходимым, госзаказ успешно работает и подразделения вместе с госпиталями ни в чем не нуждаются. Это невольно создает у части населения ощущение: «Зачем жертвовать, если государство это направление всем обеспечивает?». Успехи волонтеров, которые закрывают острый дефицит, в эту картину мира не вписываются.

4. Внутренние причины в волонтерской среде. Снова вернемся к ним, детализируем.

· Выгорание самих волонтеров. Ключевые координаторы, которые работают с 2022 года, повторимся, находятся на грани физического и эмоционального истощения. Они уже не могут с той же энергией вести социальные сети, чаты, группы, придумывать креативные сборы и общаться с жертвователями в светлом позитивном ключе. Им всё тяжелее морально.

· Профессионализация помощи. Если раньше собирали тысячи рублей на подержанные «буханки», нижнее и постельное белье, носки, и аптечки, то теперь нужны миллионы на сложные БПЛА, станции РЭБ и спутниковое оборудование типа «Старлинков» и посложнее. И объяснить жертвователю из простых, «земных» людей, чаше всего пенсионеров, кто больше всего из стандартных социальных групп включен в материальное обеспечение небольших волонтерских групп и закрытие их заявок от подразделений, почему нужно 500 000 рублей на одну плату для дрона, а не на 50 спальников, очень непросто. Помощь стала более технологичной и менее «осязаемой» для простого человека.

Таким образом, закономерен вывод, что снижение сборов – это не чья-то единоличная «вина», государства, правительства, СМИ, «нерадивого» равнодушного обывателя, бизнес-кругов, «олигархов» и так далее, а результат наложения друг на друга нескольких мощных дестабилизирующих волонтерский экономический потенциал факторов. Если кратко:

1. Экономический кризис бьет по кошельку.

2. Психологическая усталость бьет по желанию жертвовать.

3. Информационные атаки бьют по доверию.

4. Системные проблемы (бюрократия, конкуренция с госзаказом) создают ощущение, что волонтеры бьются головой о стену.

В этой ситуации будущее волонтерства видится в переходе к более профессиональным, узконаправленным сборам, в еще большей прозрачности и в поиске новых, ранее не «распечатанных», неизведанных источников финансирования, пока основная масса населения проходит через тяжелый экономический и психологический кризис. Только где их найти, что называется, один Бог знает. На Него и уповаем, продолжая по инерции помогать фронту и госпиталям. Как после всего, что мы, волонтеры, видели и знаем, можно оставаться инертным, равнодушным?!..

Хотя приходится признать – силы уже на самом деле на исходе. Как и у наших семей. В следующих частях нашего прямого, честного разговора углубимся в детали прогрессирующего когнитивного диссонанса в волонтерской среде.

Уже приведенных выше фактов достаточно, чтобы на всех уровнях власти в России, в общественной и церковной среде всем стало очевидно – дальнейшая эффективность поддержки специальной военной операции, проводимой российскими вооруженными силами на Украине и прифронтовых территориях, будет напрямую зависеть от того, сможет ли государство найти адекватные формы интеграции и поддержки этого уникального гражданского ресурса – независимого, ни от кого, кроме своей совести не зависящего волонтерского сообщества, вместо его постоянного отторжения и контроля.

Николай Владимирович Каклюгин, врач-психотерапевт, кандидат медицинских наук, руководитель благотворительного социального проекта «Попечение», администратор Telegram-каналов «Помощь нашей армии» и «Медпомощь фронту», член Координационного (Наблюдательного) совета Ассоциации патриотических сил юга России

Продолжение следует …

В ВК-группе «Попечение»

В Telegram

Тэги: волонтерскаяправда, волонтерыСВО, когнитивныйдиссонанс, проблемысво